ЭРНСТ ЮНГЕР 

Э. Юнгер сочетал в себе удивительные качества - он был легендарным фронтовиком и самым известным и блестящим беллетристом периода Веймарской республики. На фронт он попал почти мальчишкой, был несколько ранен, отличался невероятным хладнокровием и храбростью, после одного из ранений был отправлен на офицерские курсы. Будучи уже лейтенантом, за один из боевых эпизодов получил довольно редкий высший прусский военный орден Pour le merite. В истории кавалеров ордена говорилось, что за все время войны всего 14 лейтенантов получили его , из них два стали известными военными – генералы Роммель Шернер, и один писатетем - Э.Юнгер. Довольно большой редкостью было то, что легендарный герой –фронтовик стал после войны блестящим писателем ,обычно люди обладают каким-то одним качеством. Первоначально он писал преимущественно о войне – его наиболее известная повесть “В стальных грозах” в 20-30 гг. постоянно была в списках бестселлеров. В Веймарскую республику она была второй по общему тиражу после манновских “Будденброков”. Стиль и дух фронтовой прозы Юнгера был диаметрально противоположен по духу и смыслу известному роману Ремарка “На западном фронте без перемен” и другим его книгам о войне. Ремарк у нас в стране был довольно популярен в 60- 80е гг., его много переводили на русский язык (в отличие от Юнгера: до сих пор на русском языке нет ни одной его книги). То, что писал Ремарк, было интеллигентской рефлексией утомленного воспоминаниями и разговорами о войне поколения, а не живым переживанием и настоящим опытом войны, духом и ценностями которой жили фронтовики четыре года, в течение которых многие миллионы их сложили головы. Дух и стиль книг Юнгера о войне имел такое же действие на публику, как в свое время хорошая советская проза о Великой Отечественной войне, - такие понятия, как боевое товарищество, воинский долг, честь, самоотверженность, огромное напряжение духовных и физических сил солдат во имя великих целей – все эти темы нельзя игнорировать ради пацифизма, раз уж люди воевали, рисковали жизнью и стремились к высоким целям. Юнгеровская проза, как и упомянутая советская военная проза, возбуждала патриотизм, гордость солдат, честно и до конца исполнивших свой долг перед родиной, пробуждала романтическое отношение к войне. Андре Жид, впервые прочитав в 1942 г. «В стальных грозах», оставил о ней такой отзыв: «Эта книга Эрнста Юнгера о войне, которую я когда- либо читал, - абсолютно достоверная, честная, правдивая и открытая». Кроме названной повести у Юнгера было еще несколько превосходных книг о войне. Романтика войны, чудовищного напряжения моральных сил человека, романтика преодоления трудностей, романтика героического у Юнгера после войны перелилась в политическую романтику: родство между романтикой и «новым национализмом», который исповедовал Юнгер, абсолютно очевидно, Юнгер и сам признавал своими духовными предтечами известных немецкий романтиков Новалиса, Гельдерлина, Клейста. Некоторое романтическое преувеличение опыта войны и ее значения было пресуще Эрнсту Юнгеру.

Вслед за Ницше Юнгер был убежден, что война- это самое естественное проявление человеческой жизни, без войны начинает преобладать застой и вырождение, только в войне немецкий народ сможет обновиться, обрести динамику. У Юнгера война, кроме того, часто выступала как искусство, которое должно приносить эстетическое наслаждение. Поэтому Юнгер в будущем видел не вечный мир, а перманентное состояние войны. То, что совершенствование техники могло привести к большим катастрофам, его не заботило, наоборот, грандиозность войн будущего его воодушевляла. Юнгер был убежден, что будущие войны будут войнами материальных ресурсов, в них будет играть решающую роль «мощь» огня, а также мощь больших масс боевой техники. Высокая степень романтического воодушевления и увлеченности неожиданно сочетались у Юнгера с хорошим литературным стилем, простым языком, лаконичностью, что и обеспечивало ему всегда огромный успех (не только в Германии, но и в других европейских странах, особенно во Франции). Юнгер смог создать героический образ фронтовика, свободный от смешного старомодного национализма и патриотизма и именно поэтому имевший чарующее и опасное воздействие на молодых людей, способных на романтическое воодушевление. По своему духовному и умственному складу Эрнст Юнгер- нонконформист, его жизненный девиз приведен эпиграфом к настоящему разделу. По этой причине и еще по причине незаслуженно тяжелых условий карфагенского Версальского мира Юнгер в годы Веймарской республики пребывал в оппозиции «системе», был некоторое время в добровольческом корпусе, затем активно выступал в качестве публициста в праворадикальном журнале «Комменден», потом пытался завершить образование ботаника, но в конечном счете стал писателем, а в политической сфере обратился к разработке теории «нового национализма», целью которой было возрождение национального величия Германии. В 1931 г. в предисловии к 13-му изданию «В остальных грозах» он писал « Мы потеряли многое, может быть, все. Но одно останется с нами навсегда: благодарные воспоминания о тебе, блистательная армия, и о мощной борьбе, которую ты вела». Сохранить эти воспоминания во времена без совести и без чести- это долг каждого, кто не только своим оружием боролся за великое будущее Германии, но и готов был отдать за эту святую цель жизнь». В качестве убежденного врага «системы» Юнгер был очень желателен на стороне той или иной радикальной партии, но он как убежденный нонконформист уклонялся от этого. Геббельс очень хотел повлиять на писателя в нацистском духе, хотя очень ревниво относился к его литературной славе (тем более что сам пописывал, даже опубликовал роман, впрочем, не пользовавшийся особой популярностью). С другой стороны, Карл Радек писал , что привлечение Юнгера на сторону коммунистов – это гораздо лучше, чем получение большинства на выборах. И хотя Юнгер был одно время близок самому радикальному направлению «консервативной революции» –национал-революционному, он не поддался и на коммунистическую агитацию. После 1933 г. Юнгер решительно сказал свое «нет» третьему рейху, невзирая на угрозу жизни и свободе, отказался от почетного членства в Прусской академии изящных искусств (это было серьезной политической демонстрацией), часто вел себя вызывающе и уцелел, по всей видимости, благодаря заступничеству Гитлера, приказавшего не трогать ветерана войны.

Нельзя считать Юнгера бескомпромиссным противником нацизма: первоначально Гитлер произвел на него чрезвычайное впечатление. В годы второй мировой войны Юнгер служил некоторое время на Восточном фронте, затем при штате немецкого командования во Франции, где написал антивоенное сочинение «Мир», под влиянием которого самый знаменитый немецкий генерал второй мировой войны, Э. Роммель, примкнул к движению 20 июня 1944 г. В заключительной стадии войны произведения Юнгера в Германии не печатались. После войны он активно занимался публицистикой. Юнгер до сих пор живет в швабской деревушке Вильфингер, являя собой живое свидетельство бурной эпохи немецкой истории. В 1995 г. немецкая общественность отмечала 100 лет со дня его рождения.

В качестве публициста «консервативной революции» Юнгер находился под сильным влиянием Ницше и Шпенглера. Публицистическое произведение, оказавшее на немецкую общественность наибольшее впечатление, - это книга 1932 г. «Рабочий». Ницшеанские, сорелевские и шпенглеровские мотивы пропитывают эту книгу , а следовательно, все та же борьба против буржуазности, рационализма и гуманизма. Юнгер исходил из того, что мировая история вступила в фазу насильственных конфликтов, победителем в этой борьбе будет напряженно и самоотверженно работающий человек- безразлично, где он это делает, у станка ли, или в окопах на фронте. Следствием такой логики был культ техники, работы, плана. Рабочий у Юнгера отличался прежде всего неутомимой жаждой работы, это не пролетарий, а промышленный сверхчеловек. Книга Юнгера «Рабочий» столь же сильно исполнена пафоса промышленной модернизации, как и произведения советских публицистов того же времени; Карл Радек не случайно в юнгеровском рабочем увидел образ Ленина. Коммунисты хотели считать эту знаменитую книгу Юнгера своей собственной политической литературой. Из «Рабочего», а также из других его произведений следовало, что главную задачу «консервативной революции» Э.Юнгер понимал как ликвидацию парламентской формы правления. Капитализму, с одной стороны, и реальному социализму в СССР- с другой, Юнгер, как и Шпенглер, противопоставлял национальный социализм, трактуемый как общность интересов всей нации, но если Шпенглер игнорировал пролетариат, то Юнгер говорил от его имени . В созданном под значительным влиянием Жоржа Сорель «Рабочем» Юнгер писал о технизации и модернизации труда, о появлении новой рабочей аристократии, подобно окопной аристократии, перенося боевой пафос фронтовиков на производственный процесс. В «Рабочем» провозглашались конец буржуазной эпохи и возникновение национального, социального, имперского и тоталитарного государства. Социальный тип рабочего определялся Юнгером иначе, чем в марксизме, - не по экономическим признакам, а исключительно с ценностных, моральных позиций. Юнгер вовсе не принимал во внимание непосредственную нужду рабочих; социальное положение и общество для не него не играли никакой роли. По Юнгеру, «рабочий» – это представитель простой человеческой расы, который чувствует себя как дома в мире машин, техники. Э. Юнгер связывал утверждение рабочего с созданием новой Германии. Немецкий историк К. Зонтеймер был прав, когда писал, что «рабочий» у Юнгера навеян марксистской диалектикой: «За эпохой буржуазии последует эпоха рабочего, за экономикой свободного рынка и буржуазными политическими компромиссами – эпоха авторитарного господства и планирования. Все националисты в конечном счете испытывали почтения больше перед радикализмом коммунистов, чем перед «разбавленным» социализмом демократической ориентации.

В фигуре «рабочего» Э. Юнгера обнаруживается глубокая внутренняя связь между окопным опытом первой мировой войны и новым национализмом. Юнгеру – солдату войны – фигура «рабочего» показалась благороднейшим олицетворением прусской дисциплины, победой духа над плотью. Этот новый человек – «рабочий», по Юнгеру, способен самостоятельно устроить жизнь и взять власть, ускользающую из рук буржуазии. С появлением «рабочего» ( героического воителя и самоотверженного труженика) буржуазный век закончился, буржуазному индивидуализму нет больше места, отдельные страны превратились в строительные площадки, трудовой план на которых важней, чем конституции. С симпатией Э. Юнгер писал о том, что в некоторых странах судьи снисходительно относятся к убийствам, но приговаривают к расстрелу за невыполнение пятилетки или за создание нелегальных политических организаций. Американский исследователь праворадикальных движений в период Веймарской республики К. фон Клемперер полагал, что Юнгер с подобными представлениями и со своим тотальным отвержением рационализма в европейском мышлении занимает место, близкое к полному нигилизму; прообраз такого нигилиста был впервые выведен в известном персонаже романа И.С. Тургенева «Отцы и дети».

Очень большое значение Э.Юнгер придавал интегральному национализму, который был одним из наиболее существенных моментов в мировоззрении Юнгера. В отличие от старого национализма он назывался «новым национализмом»; «новым», по Юнгеру, в нем было то, что если старый национализм обычно ориентировался на старые национальные культурные ценности, национальный суверенитет, то новый национализм родился в годы первой мировой войны и отстаивал необходимость утверждения авторитарного государства и подразумевал соответствующее духовное состояние нации. Юнгер писал: «Национализм- это стремление жить для данной нации как для высшего существа, чье существование важней, чем жизнь одного человека». «Новый национализм, - дополнял брат Эрнста Юнгера Фридрих Георг, - это духовное движение нашего времени, которое противоборствует духовным силам, возымевшим влияние на чувства и мышление последнего немецкого поколения: либерализму и марксизму». С другой стороны, ясно видно, что «новый национализм» имел много общего со старым национализмом, а позже и с расизмом, о чем свидетельствует следующее высказывание Фридриха Георга Юнгера: «Национализм имеет нечто опьяняющее, дикую расовую гордость, героическое, могучее восприятие жизни. Он не обладает никакими критическими аналитическими наклонностями. Он не стремится к терпимости, так как жизнь ее не знает. Он фанатичен, так как все расовое фанатично и несправедливо. Его ценности не нуждаются в научном обосновании, так как знание лишь ослабляет первозданную жизнь. Мощь духовной общности заключается в ее оправдании. Кровную общность не нужно оправдывать, она уже есть, ей не нужно интеллектуальное оправдание». Сторонники Э.Юнгера различали «новый национализм» и патриотизм, который они рассматривали как проявление либерализма; патриотизм, на их взгляд, болезнь, свойственная вильгельмовской эпохе. В отличие от неопределенного патриотизма «новый национализм» ставил задачу восстановления немецкого авторитарного государства, причем фронтовики в этом должны были сыграть ведущую роль. Хотя под влиянием Юнгера и его единомышленников находилась и часть нацистов («Черный фронт» Грегора Штрассера и другие организации), но Юнгер решительно отвергал всякие попытки привязать к «новому национализму» расовое учение: раса, по Юнгеру, это не биологическое понятие, а метафизическое.«Плохую расу, - писал Юнгер, -можно узнать потому, что она стремится возвеличиться, сравнивая себя с другими, а другие нации стремится унизить, сравнивая их с собой». Отдаленная цель «нового национализма» – нация, которая включала бы в себя многие народы, нация, которая перекрыла бы понятие Европы и обеспечила немцам ведущую роль в мире. Интересно отметить, что, следуя прусской традиции. Юнгер был прорусской ориентацией и считал антисоветскую политику нацистов неумной.

Очень важным для понимания творчества Юнгера является понятие «тотальная мобилизация». Юнгер писал: «Германия все равно проиграла бы войну, выиграй она даже битву на Марне, подводную войну, так как при частичной мобилизации значительная часть ее сил осталась нетронутой, именно поэтому она могла рассчитывать лишь на частичный успех, а не на тотальную победу». В неизбежных, по Юнгеру, войнах будущего тотальная мобилизация общества воэможна лишь в тотальном обществе, не разделенном партиями, классами; война, если рассчитывать на успех, должна вестись на широкой базе в отличие от старого буржуазного мира. В соответствии с высказываниями Юнгера, Октябрьская революция в России стоит к «консервативной революции» ближе, чем Веймарская демократия. В русской революции Юнгера восхищал способ ее осуществления: постоянная борьба на границах и внутри ее. Но сам Юнгер требовал революции не левой и не правой, а только основательной, из этой революции должна была родиться «империя работников», жестких, рациональных, овладевших современной техникой. «Это и будет, - писал Гало Манн, - новая аристократия, безразлично, рубит ли она уголь, или водит самолет. Господство над планетой будет определяться «буднями войн», «битвой материальных ресурсов», в конечном счете, вся земля превратится в единое фабричное плановое хозяйство под сенью нового немилосердного рыцарства. Долой то, что связывает со старым буржуазным миром, долой весь этот музейный хлам с гуманистическим образованием, плещущимся фонтаном на рыночной площади и прочей докукой! Грядущему тотальному государству не будут нужны поэты, мечтатели, романтики, деревенские липы, дискуссии и уж, конечно, демократия.

В итоге следует констатировать, что гипертрофиророванная романтика у Юнгера мешалась с эстетством, снобизмом, литературным вымыслом, что, однако, не мешало его проповеди «нового национализма» быть интересной для молодежи, которую особенно привлекало славное фронтовое прошлое Эрнста Юнгера. Излишне и говорить, что значимость его радикальных теоретизирований особенно подскочила после 1929 г., когда все социальные процессы обострились и начали прямо давить на политическую сферу. Подобно Андриану Леверкюну, герою манновского «Доктора Фаустуса», Юнгер готов заключить союз хоть с самим дъяволом, он готов погрузиться в самое дикое варварство, лишь бы достичь цели – омоложение немецкой культуры, придания ей динамики, юношеского задора, целеустремленности и воли. Людьми подобного Юнгеру типа были Антуан де Сент- Экзюпери, искавший освобождения от будней в полетах, романтических, авантюрных и весьма опасных предприятиях, или Анри Мальро, который, как и Сартр, ради придания жизни нового смысла предпочитал различные формы левого радикализма. Такого же точно свойства, как у названных знаменитых французов, нонконформизм, отвращение к буржуазности одолевал и Э.Юнгера, что и предопределило его обращение к «консервативной революции». Юнгер остается верен себе до сих пор, сохраняя сильную критическую дистанцию даже к современной немецкой демократии; такая устойчивость воззрений и темперамента достойны уважения и подражания